Воспоминания Джима Салливана

Воспоминания Джима Салливана

Я присоединился к Движению Харе Кришна весной 1973 года в Сан-Франциско, но никогда не получал посвящения. Прежде всего, мне хотелось бы выразить благодарность Джаянанде за сострадание и доброту к падшей душе, такой как я. Без общения с Джаянандой я бы ни за что не стал преданным. Ведь, даже приходя в храм, я продолжал употреблять наркотики, пил, пока преданные не посоветовали мне держаться возле Джаянанды.

Находиться рядом с ним действительно было по-настоящему здорово, и привлекала в первую очередь его доброта. Но больше всего мне запомнилось, как во время разговора он смотрел прямо в глаза, будто видел в вас душу, а не тело или ум.

Джаянанда обманул меня, сделав преданным. Я был глубоко погружен в философию майявади и без общения с ним ни за что не стал бы преданным. Да, он обманул меня, но сделал это с любовью и добротой, терпя и прощая. Общение с ним всегда было наполнено радостью и очень приятными переживаниями. Обычно Джаянанда брал меня с собой, когда выполнял какое-то служение, при этом всегда разговаривал со мной и был очень любезен. Никогда не осуждал, никогда. Никогда не был резок или груб.

Во время выполнения различных поручений он всегда устраивал киртан, не зависимо от того, вдвоем ли мы были или с другими преданными, проявляя таким образом желание быть всегда полностью занятым служением Кришне и Прабхупаде. У меня сложилось впечатление, что он постоянно думал о Прабхупаде и… все время обманывал меня, не имеющего абсолютно никакой преданности. Он был добр и любезен со мной, никогда на меня не давил. Иногда подзывал к себе, когда никого не было вокруг, смотрел в одну сторону, потом в другую, а затем говорил: «Джим, у меня есть кое-что для тебя». И достав из кармана бурфи или что-то подобное, незаметно для других передавал мне, как бы «это только для тебя». Если ему требовалась какая-то помощь, он спрашивал: «Ты не мог бы помочь мне с этим?» И поскольку говорилось это так ненавязчиво и сам он был таким приятным человеком, то кто мог бы сказать ему «нет». Его желание поддержать исходило из сердца. Он приходил ко мне, стучал в дверь, иногда просто чтобы сказать «привет», а иногда спросить, смогу ли я помочь ему сделать что-то.

Помню, как мы с ним добывали бхогу на продуктовом рынке в Сан-Франциско. Вначале выбирали из того, что было выброшено, и загружали почти половину фургона необходимыми продуктами бесплатно. А затем шли на рынок и смотрели, что еще можно докупить. Парни, работающие на рынке, были крепкими и грубыми, но, увидев Джаянанду, они откладывали все свои дела и приветствовали его: «О, Джим, что нового?» И он останавливался, чтобы поговорить с ними, угостить бурфи или другими сладостями, которые всегда носил с собой. Каждый из них был готов услужить ему. Как, например, один парень, торговавший картофелем, дал нам его сто или сто пятьдесят килограммов. Джаянанда, обращаясь к нему по имени — имена их всех ему были известны, — спрашивал: «Хорошо, сколько я вам должен?» «Э, дай мне доллар!» или «Дай мне пять долларов!» Цена называлась до смешного низкая. Так мы загружали фургон полностью, потратив при этом минимальную сумму денег.

Однажды мы повторяли джапу позади продовольственного рынка в переулке, готовясь к разгребанию выброшенных продуктов. Вдруг кроме обычного состояния спокойствия, которое появлялось во время джапы, ко мне пришло незнакомое ранее чувство. Мне показалось, что я стал чуть более сознающим Кришну. И хотя я ничего не сказал Джаянанде, просто продолжая повторять святое имя и смотреть по сторонам, он уловил мое настроение и, обернувшись, посмотрел на меня: «Ты еще ничего не видел!» Удивительно, что он смог почувствовать мое состояние.

В конце 73-го я оставил практику сознания Кришны и, погрузившись в майю, слонялся без дела по Беркли. Как-то на Телеграф-авеню до меня донеслись звуки: «Дзинь… дзинь, дзинь, дзинь» Это был Джаянанда с группой поющих преданных, которую он неизменно каждый день выводил иногда в Беркли, иногда в деловой центр города Сан-Франциско. Эти звуки словно заворожили меня. Джаянанда, поравнявшись со мной, воскликнул: «О, бхакта Джим!», — и заключил меня в крепкие объятья. Затем позвал: «Давай, пойдем!» Немного пританцовывая, я пошел позади него, и это закончилось для меня возвращением в храм и бритьем головы. Он никогда не спрашивал, где я был столько времени, и ни в чем не упрекал, потому что всегда был готов помочь.

Это был год, скорее всего 74-й, когда Прабхупада приехал на Ратха-ятру. Тогда я помогал Джаянанде собирать колесницы. Мы жили там же, на стоянке. У Джаянанды был хороший аппетит, он и вправду любил поесть. Я получал продовольственные талоны, отдавал их ему, а он ходил через улицу на рынок и покупал много разной бхоги. У нас была двухкомфорочная пропановая печь, на которой, на удивление всем, он готовил возмутительно вкусный пир. Мы не могли поверить, что в таких условиях можно приготовить отличный прасад. Каждый вечер после работы нас ждал большой пир, а утром мы снова принимались за дело.

Все заботы по устройству Ратха-ятры лежали на Джаянанде, однако никто никогда не видел его сердитым, раздраженным, недовольным, но всегда очень добрым и отзывчивым. Это было по-настоящему удивительно. Моя привычка искать недостатки в других и критиковать вначале проявилась и по отношению к Джаянанде. Но ничего не получилось. Мои ожидания уличить его в какой-нибудь ошибке не оправдались: настолько он был хорош. И я помню тот год, 74-й. Помню его длинный список, страница за страницей, того, что необходимо сделать для Ратха-ятры. Утром мы собирались, и он поручал каждому какое-то дело, оставляя себе во много раз больше работы, чем любому из нас. Обычно нам приходилось прилагать много усилий в течение целого дня для выполнения небольшого задания. Но ему каким-то образом удавалось сделать так много за то же время, как будто оно для него шло по-другому.

Мне приходилось наблюдать, как в решающий момент, с приближением фестиваля, когда дел оставалось еще достаточно много, случалось нечто странное. В субботний полдень мы шли в магазин скобяных изделий, где всегда толпилось много народа и стояли очереди в кассы человек по десять-двадцать. Но для нас, будто Кришна устраивал, вдруг начинала работать прежде закрытая касса, и Джаянанду приглашали: «О, подходите сюда, сэр». Я мог видеть, как Кришна полностью уполномочивал Джаянанду на служение, и для него открывались все двери.

В тот год Прабхупада приехал к нам накануне праздника Ратха-ятры. Я стоял перед храмом на Валенсия-стрит с северной стороны у парадной двери и увидел Джаянанду, шедшего по направлению к входу, откуда вдруг вышел Прабхупада. Как только Прабхупада увидел Джаянанду, огромная улыбка появилась на его лице, самая большая улыбка, которую мне когда-либо приходилось видеть, буквально, от уха до уха. И, прочитав в «Нектаре Преданности»: «Когда духовный учитель видит, как его ученик очень быстро прогрессирует, он улыбается очень широко», — я понял, что это было.

Я очень любил сладкое и обычно ходил в греческую пекарню покупать пахлаву, халву и подобные сладости. Джаянанда, однажды увидев меня за этим занятием, не стал распространяться об этом случае, так как был очень тактичен, но сказал: «Слушай, Джим, ты не должен есть это. Если захочешь сладостей, просто приходи ко мне домой, и я дам тебе что-нибудь, а если не будет ничего готового, попрошу кого-нибудь приготовить их для тебя. Ты не должен есть эту дрянь». Он был такой чистосердечный.

Джаянанда никогда не тратил время впустую. Его невозможно было увидеть не занятым чем-нибудь, сидящим просто так, без дела, может, иногда, всего несколько минут вечером. Господь Чайтанья на самом деле пребывал в храме Сан-Франциско, спасая самых падших. В то время там находилось большое количество преданных, и без Джаянанды этот храм просто не смог бы функционировать. Он убирал мусор, налаживал все машины, каждый день проводил харинамы, готовил на кухне, был советником для всех преданных храма. Но если кто-нибудь, пришедший впервые, спрашивал, кто он, то слышал: «О, я уборщик». Не считая себя важной персоной, Джаянанда всегда думал о себе: «Я просто слуга», — и никогда не забывал об этом. Во всяком случае, я никогда не видел, чтобы он об этом забыл.

Единственное, что, как я заметил, не любил Джаянанда, — это игру в «Отель „Кришна“». Если преданный болтался и бездельничал, какое-то время Джаянанда не обращал на это внимания, но не долго. Со мной произошло нечто подобное в период, когда я много спал — прятался и спал. Джаянанда подошел ко мне и очень, очень любезно сказал: «Ты знаешь, Джим, мы хотим, чтобы ты был здесь, но если ты не хочешь заниматься каким-нибудь служением, а хочешь просто есть и спать весь день, я предлагаю тебе снять комнату в гостинице через улицу и просто приходить. Продолжай повторять святое имя и посещай программы, но то, что ты делаешь, неправильно. Похоже, ты просто извлекаешь выгоду для себя». Я понимал его правоту и поступил так, как он просил. До этого у меня была проблема со спиртным, и жизнь в местных гостиницах подтолкнула меня снова к пьянству. Помню, как однажды Джаянанда увидел меня, выпивающего прямо перед храмом с каким-то карми. Он нарочно сделал вид, будто не замечает нас, так как не хотел заставлять меня краснеть перед ним. Это действительно было очень приятно.

Джаянанда рассказывал мне, что прежде, до встречи с преданными, много пил. И однажды даже пытался совершить самоубийство, отравившись газом. Он набил в щели дверей и окон газеты и, включив газ, собрался умереть, потому что чувствовал себя подавленным и бесполезным. И вдруг зазвонил телефон. Кто-то приглашал его завтра на ужин, и ему ничего не оставалось делать, как принять приглашение. Повесив трубку, он выключил газ, так как не хотел подвести людей, пригласивших его.

И затем, очень скоро после этого, по пути на работу, проходя мимо первого храма, который Прабхупада открыл в Сан-Франциско, он заглянул туда, но не вошел. Такое повторялось еще пару раз, пока, наконец, он не решился все же зайти. В гостиной его встретил Прабхупада и заговорил с ним. Таким образом, Джаянанда стал первым преданным, которого Прабхупада привлек на Западном побережье. Вначале Джаянанда хотел сразу же бросить все и переехать в храм, но Прабхупада отговорил: «Нет, нет, держись за свою работу». Так он продолжал водить такси, несмотря на то, что окончил Государственной Университет штата Огайо и получил диплом инженера. Продолжая работать, Джаянанда отдавал все деньги Прабхупаде, так как был совершенно отречен и полностью предан Прабхупаде.

Его богатая тетя пообещала передать ему приличную сумму денег, если он женится. Джаянанда тут же увидел в этом возможность служения и вступил в брак с Трайидеви, а пять тысяч долларов, полученных от тети, отдал Прабхупаде для издания «Нектара Преданности». Прабхупада упоминает его имя в начале этой книги. Но также Прабхупада был внимателен и к Трайидеви, когда приезжал в храм. Как только кто-то говорил: «О, Трайидеви здесь», — он сразу спрашивал: «Трайидеви, где она?» Увидев ее, сидящую в конце комнаты, Прабхупада обязательно просил ее подойти и сесть справа от него. Джаянанда же не был одним из тех, кто пытался занять место рядом с Прабхупадой, всегда оставался в конце комнаты и выглядел очень смиренным, держа голову опущенной. И у меня всегда складывалось впечатление, что Джаянанда чувствовал себя падшим в присутствии Прабхупады.

Главное, Джаянанда был полностью предан Прабхупаде и сознанию Кришны и всесторонне помогал всем преданным: психологически, эмоционально, духовно. Он был всегда в приподнятом, хорошем настроении, всегда готов оказать помощь каждому всеми способами, тяжело работал для Прабхупады, для Ратха-ятры, и это было здорово.

После того, как мне пришлось переезжать с места на место, я снова отошел от сознания Кришны. И следующая наша встреча состоялась в Сан-Диего, куда мы поехали с Налиникантой и преданным, которого звали, кажется, Махараджа дас, чтобы навестить больного Джаянанду. Я привез для него большую тарелку маха-прасада. И как же приятно было снова увидеть Джаянанду! Он сильно похудел, но это был тот же самый Джаянанда, дух его не был сломлен. Он говорил о своих планах относительно Ратха-ятры. Потом, когда мы вернулись в Лос-Анджелес, мне пришло от него очень хорошее письмо, в котором он благодарил за прасад и немного проповедовал.

Затем Джаянанда и сам приехал в Лос-Анджелес. Он рассказывал мне, что, когда заболел в Нью-Йорке, много людей из разных мест пытались ему помочь, присылая различные лечебные средства и советуя обратиться к разным врачам, хотя его на самом деле все это не интересовало. И я думаю, что он поехал в Мексику испробовать лечение лаэтрилом по чьему-то совету, не захотев кого-то обидеть своим отказом, но сам оставался к этому равнодушным. Как бы то ни было, приехав в Лос-Анджелес, первое, что стал делать Джаянанда, — работать над Ратха-ятрой, хотя и был очень болен, сильно похудел, и, когда выходил на солнечный свет, ему приходилось надевать солнцезащитные очки. Но он доходил до места строительства колесниц и руководил всей деятельностью.

Однажды преданные устроили для него большой сюрприз на стоянке в лос-анджелесском храме. К тому времени болезнь уже не позволяла выходить ему из комнаты и приковала к инвалидному креслу. Его так и привезли туда в этом кресле под предлогом задать несколько вопросов о колесницах. Преданные устроили хороший киртан, во время которого Джаянанда встал с инвалидного кресла и начал танцевать в экстазе, как шестнадцатилетний. Затем, когда киртан закончился, он просто сел в инвалидное кресло, как бы говоря: «Ах да, я же болен». Он действительно был трансцендентным.

Примерно за два или три месяца до своего ухода Джаянанда косвенно дал мне понять, что он чистый преданный, рассказав о своих снах, где ему снились самые отвратительные способы нарушения четырех регулирующих принципов. Сны были очень яркие, например, как будто он ел сосиску за сосиской, гамбургер за гамбургером, просто запихивая их себе в рот. Как объяснил мне Джаянанда, так проявлялись последние семена грехов, остаток желания наслаждаться материальной природой, оставляющий его. И после этих ужасных снов желания всех этих четырех вещей пропали. Я думаю, так он говорил мне о своей чистоте.

Хотя он уже не вставал, однако я приносил ему большое количество маха-прасада, так как имел неограниченный доступ к нему, благодаря записке президента храма. Но Джаянанда едва ли мог съесть что-нибудь. И все эти тонны маха-прасада доставались мне, счастливому от своей удачи. Он проповедовал мне, фактически находясь при смерти. Я не мог поверить в его смерть. Слыша от него: «Джим, я собираюсь умереть», всегда отвечал: «Ты не собирайся умирать, ты собирайся выздоравливать». Невозможно было себе представить Джаянанду, оставляющим тело, потому что он не останавливался в проповеди и давал наставления по разным вопросам людям, постоянно к нему приходящим.

Основную заботу о Джаянанде взял на себя Индранатх, который купал его, обеспечивал необходимые удобства, то есть практически один выполнял все служение. Он был очень удачлив. Я не делал так много, просто иногда разрезал какие-то фрукты, приносил прасад и цветочные гирлянды от Божеств каждое утро.

Однажды утром, как обычно, перед мангала-арати я принес цветочную гирлянду, и, войдя в комнату, увидел Индранатха и Бабхрувахана. Они стояли рядом с постелью Джаянанды и говорили очень громко: «Повторяй Харе Кришна, Джаянанда! Повторяй Харе Кришна!» А мы еще сделали для Джаянанды бесконечную петлю из магнитофонной ленты с записью очень приятного киртана Прабхупады, поющего маха-мантру, и повторяющих за ним преданных. Это была одна из старых записей. И динамик этого магнитофона был прямо перед ухом Джаянанды. Бабхрувахан, увидев меня с цветочной гирляндой, подбежал ко мне, схватил ее, и тут же накинул на шею Джаянанде. Они продолжали говорить: «Повторяй Харе Кришна!» И Джаянанда, казавшийся спящим, вдруг повернул голову и сказал: «Харе Кришна!» И в этот момент оставил тело.

Когда я вошел в эту комнату, было такое чувство… Ощущение, что здесь кроме Индранатха, Бабхрувахана, меня и Джаянанды находятся очень серьезные люди. Как будто не стало стен, а все пространство заполняли гигантские люди — так я чувствовал. И можно было уловить момент, когда он оставил тело. Потому что это было так, как будто прямо перед вами взлетела ракета «Сатурн 5», которую используют для запуска тяжелых космических аппаратов. Это было что-то потрясающее, как взрыв. И точно в этот самый момент затрубила раковина на мангала-арати и открылись двери алтаря с Божествами.

Я побежал к Рамешваре, который находился в одной из квартир там же, в зеленом здании, и застал его в душе. Когда же, вбежав туда, я объявил, что Джаянанда оставил тело, он немедленно вылетел из душа и, захватив только гамчу и свою триданду, вбежал в его комнату, произнеся: «Харе Кришна!» Но к тому времени Джаянанда уже ушел.

Я оставался там еще минуту или две, а затем пошел на мангала-арати. Иногда мангала-арати в Лос-Анджелесе могут быть в медленном темпе, непродолжительными. Но в этот раз там были все: мужчины, женщины и дети — все до единого человека, и казалось, что они парили над полом. Уверяю вас, все были в экстазе. Я чувствовал, что Джаянанда присутствует здесь, с нами. После мангала-арати Рамешвара сделал объявление, что прямо в начале мангала-арати Джаянанда оставил тело, и мы все с изумлением поняли, что киртан был таким мощным из-за самого благоприятного ухода, о котором нам когда-либо приходилось слышать. Даже просто находиться там было по-настоящему экстатично.

И удивительно то, что три человека, которые были в комнате, — Бабхрувахан, Индранатх и я — получили возможность оказать некоторое служение Джаянанде в конце его жизни после того, как он столько сделал для нас просто по своей беспричинной милости. Я говорю не только за себя, но уверен, каждый из них согласен со мной, ведь все мы, трое, стали преданными благодаря Джаянанде. Без него мне ни за что бы не удалось остаться в сознании Кришны, и то же можно сказать об Индранатхе. Я надеюсь и молюсь, что когда-нибудь смогу по достоинству оценить все сделанное им для меня. Я глубоко и искренне благодарен ему за его милосердие и за то, что он был таким замечательным преданным.

Джаянанда — первый святой вайшнав ИСККОН. И я помню один случай, который подтверждает то, что он полностью был человеком Прабхупады. Одно время, живя в храме, я начал чувствовать некоторый тип сознательного контакта с Прабхупадой. Это был благоприятный период для меня в сознании Кришны. Помню, спросил Джаянанду в мастерской рядом с храмом, где он, стоя спиной ко мне, что-то делал за верстаком: «Джаянанда, ты когда-нибудь чувствовал присутствие Прабхупады?» И, право, в этот самый момент, как только прозвучал вопрос, я действительно почувствовал присутствие Прабхупады очень, очень сильно. Джаянанда обернулся и посмотрел на меня. Он был дхирой, то есть очень разумным и никогда не хвастался, никогда не говорил о своем сознании Кришны. Но мы были в тот момент совершенно одни, и он сказал мне: «Я всегда чувствую присутствие Прабхупады». Меня потрясло чувство, с каким это было сказано, и я понял: не существовало мгновения в духовной жизни Джаянанды, когда бы он не ощущал личного присутствия Прабхупады.